Он зажмурился и стиснул зубы. Порезы на его коже словно впитывали капли крови и затягивались прямо на глазах, оставляя тонкие извилистые рубцы. Минуту спустя на его ладони осталось лишь несколько розовых черепков.

— Став старше, я почувствовал, как внутри шевелится чудовище. Я боролся с ним, сколько мог, но потерпел неудачу. Волк победил, и я превратился в такого же зверя, как мой отец.

— Но раз волк взял вверх над тобой, выходит, ты… — Я думала о Джуде, о шрамах на его руках и лице, о его обвинениях в адрес Дэниела. — Значит, тогда это и случилось. Ты напал на Джуда, и волк вырвался на свободу. Вот почему Джуд так боится тебя.

Дэниел снова сжал осколки. Костяшки его пальцев побагровели, затем стали мертвенно-белыми, к запястью поползла тонкая струйка крови. Отвернувшись, я принялась изучать блеклые маргаритки на обоях.

— Той ночью я сбежал из дома и вломился в приход, — сказал он. — Накануне состоялся сбор пожертвований на ремонт церкви после пожара, и я знал, что твой отец не сразу относит деньги в банк. Тогда я был уже силен, и мне хватило секунды, чтобы взломать замок на двери балкона. Я хотел забрать деньги и смыться, но тут появился твой брат. Он увидел у меня в руках сейф и велел поставить его на место — весь такой правильный, аж противно. Во мне проснулся волк. Он твердил, что во всем виноват Джуд, что это из-за него я оказался в церкви.

— Что ты имеешь в виду?

— Я всегда стремился быть членом стаи, как истинный волк. Но я мечтал о нормальной семье — о матери, для которой дитя всегда на первом месте, и о надежном, добром отце, которого не нужно бояться до смерти. Я хотел такую же семью, как у тебя. Хотел, чтобы меня звали Дэниел Дивайн, — его голос дрогнул.

Я услышала, как он заерзал на стуле.

— Я ненавидел своего отца так же сильно, как чудовище, которое сжигало меня изнутри. Каждый раз, когда я злился или ревновал, что-то во мне росло, раздувалось, пожирало меня живьем. Внутренний голос приказывал мне охотиться. Сначала я думал, что схожу с ума, пытался обо всем забыть. Потом откуда-то пришло осознание, что в происходящем виновен отец. Однажды я пошел за ним и увидел, в кого он превращался и что творил. Я понял, что меня ожидает та же судьба.

Я думал, будто смогу освободиться от монстра, если обо всем расскажу и избавлюсь наконец от отца. Так я и собирался поступить, но затем подумал, что должен простить его. Неважно, сколько боли он причинил мне и другим своим жертвам, — я решил, что надо подставить другую щеку. Ты ведь сказала, что отец истязает меня от отчаяния.

Мои колени онемели. Я схватилась за край стола, чтобы не упасть. Тогда я толком не понимала, что говорю, да и сейчас не поручилась бы, что уловила суть папиной проповеди. Как бы то ни было, я не вкладывала в свои слова такого смысла!

— Поэтому я держал рот на замке, — продолжал Дэниел. — Иногда я пробовал нарисовать увиденное, но это приводило моего отца в ярость. Однажды я наконец попытался рассказать Джуду об Урбат то немногое, что мне было известно, но он решил, что я фантазирую. Тогда я признался ему, что отец меня избивает. Я думал, если поделиться с кем-нибудь и убедить его хранить тайну, это хоть немного облегчит мои страдания, и не нужно будет предавать отца. Я взял с Джуда слово молчать, но он не сдержал своего обещания и все испортил.

— Зато ты получил то, чего хотел, — сказала я, чувствуя, что ноги словно отнялись. Ты стал нашим братом.

— Да, только ненадолго. Прежде я лишь мечтал о настоящей семье, но если бы твой братец не проболтался, я никогда не узнал бы, что это такое. Знаешь, каково это — обрести дом, где тебя любят, а потом опять его лишиться? Если б не Джуд, все шло бы своим чередом, и моей матери не пришлось бы выбирать между мной и этим зверем.

Дэниел откашлялся.

— Пока я жил с вами, волка легче было сдерживать, но когда мы переехали, он опять, зашевелился внутри. На этот раз я не стал с ним бороться и отправился на поиски товарищей по несчастью, таких же порождений тьмы. — Он презрительно усмехнулся: — Впрочем, большинство из них одержимо внутренними демонами лишь в переносном смысле, в отличие от меня.

Стерев мимолетную усмешку с лица, Дэниел нервно сглотнул.

— Волк набирал силу, — проговорил он через несколько секунд. — Он влиял на все, что я делал. Потом наступил тот вечер в церкви. На пути у меня встал человек, у которого было все, чего я когда-либо желал, и тогда монстр впервые вырвался наружу.

Я поежилась, представив себе Джуда — испуганного, беззащитного.

— Я бесновался и орал на Джуда, как орал на меня мой отец. Мне хотелось, чтобы он страдал так же, как я, а он даже не пытался защититься и принимал все удары смиренно, будто христианский мученик. Волка это лишь раззадорило. — Дэниел перевел дыхание.

— Я сказал Джуду, что заберу не только деньги, но и его новую куртку. Знаешь, что он сделал? Он поднялся на ноги перед витражом с изображением Христа, снял куртку и отдал ее мне. «Бери, — сказал он. — На улице мороз, тебе она нужнее». Он подал мне куртку с таким безмятежным видом, что я утратил дар речи. Я не понимал, как он может вести себя так, будто я не сделал ничего плохого. Тогда-то меня и охватило желание прикончить его. А потом словно жидкое пламя обожгло мои вены, я забился в припадке… и кинулся на Джуда.

Затем я помню лишь, как очнулся под открытым небом, невдалеке от прихода. Моя одежда исчезла, повсюду блестели осколки цветного стекла. Я был с ног до головы перемазан чужой кровью, но не помнил, что случилось. Гэбриел говорит, что так всегда бывает поначалу: после превращения оборотень не отдает себе отчета в своих поступках. Я чуть не обезумел и бросился на поиски твоего брата, но потом увидел, что он лежит без сознания в кустах, весь израненный, и понял, что натворил.

Я прижала руку к груди. Сердце колотилось так бешено, словно хотело выпрыгнуть из груди.

— Это сделал ты или волк?

Дэниел помолчал несколько секунд.

— Волк вышвырнул Джуда в окно, а я оставил его одного, хотя видел кровь на его лице и знал, что он нуждается в помощи. Но я убежал — взял деньги и бросил его на произвол судьбы.

Дэниел встал, скрипнув стулом. Я поняла, что он приближается ко мне, увидев его отражение в глазах кошки-ходиков.

— Хочешь знать, что было дальше? — спросил он, остановившись совсем близко.

Я не ответила, но он продолжал:

— Тех денег мне хватило на три недели. Я спустил пять тысяч кровавых долларов на грязные мотели и на девчонок, которые говорили, что любят меня, пока не кончалась дурь. К концу третьей недели я достаточно протрезвел, чтобы вспомнить все, и ударился в бегство. Но куда бы я ни бежал, волк оставался со мной, от него мне было никак не скрыться. Поэтому я бежал дальше, пил, глотал и колол все, что помогало заглушить воспоминания, и в конце концов снова оказался здесь.

Он подошел совсем близко, как в ту ночь, когда я поцеловала его в лунном свете.

— Ну как, не передумала меня спасать? Теперь ты знаешь, кто я. — Его дыхание обожгло мою щеку. — Можешь ли ты посмотреть мне в глаза и сказать, что любишь меня?

Не глядя на него, я схватила свой рюкзак и пошла прямо к выходу. Бутылки с льняным маслом и лаком остались на столе.

Взявшись за ручку двери, я остановилась и с трудом выговорила:

— Джуд не нарушал клятвы. Это я пожаловалась на твоего отца. Ты превратился в волка из-за меня.

Распахнув дверь, я взбежала вверх по ступенькам и бросилась к фургону. Бесцельно проколесив около часа по городу, я кое-как доехала до дома и сразу отправилась в постель.

Я утратила способность думать и ощущать. Внутри у меня воцарилась пустота.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

КНИГА ТАЙН

Понедельник.

На следующее утро я проснулась среди скомканных простыней. Ночная рубашка пропиталась холодным потом и прилипла к телу. В голове пульсировала боль, словно кто-то сверлил мой затылок дрелью, намереваясь проделать сквозное отверстие. Я искоса глянула на будильник. Было намного позже, чем я думала.